– Чего-оо? – донесся изнутри грубый хриплый голос.

Джоакин нахмурился. Голос миледи и утром звучал скверно, но теперь совсем уж испортился. Неужто ей стало настолько хуже? Тьма, конечно! Ведь рану не промывали уже целые сутки!

– Простите, миледи, что я так долго… – сказал парень, входя в лачугу.

И замер. В углу, на груде тряпья, лежал грязный заросший мужик в обрывках ливреи. Бродяга. Бесформенная шляпа, похожая на воронье гнездо, закрывала его лицо. Бродяга поднял ее, исподлобья зыркнул глазами и прохрипел:

– Ну, здрааасьте… еще один.

Язык у бродяги заплетался.

– Где миледи?! – подскочил к нему Джо. – Я тебя спрашиваю: что с нею сделал?!

– Это мое место! – рыкнул в ответ бродяга. – Мое, понял? Еще весной нашел! Все добро тут – мое!

Он скомкал дерюгу, на которой лежал.

– И вот это – тоже мое.

Бродяга подтянул к себе поближе бутыль с мутной жидкостью.

– Мое место. Уходи отсюда!

– Если ты мне сейчас же не скажешь, где она…

Джоакин ухватил бродягу за грудки, но тут же выпустил: до того омерзительно тот смердел.

– Чего разошелся?.. Видел твою деваху… Я ей тоже сказал: мое место!..

– Где она?

– Зашел я днем, а она, понимаешь, сидит… Прямо тут, на моем месте. Я ей: чего расселась? Убирайся! Вот что сказал…

– Да ты хоть знаешь, кто она? – взревел парень.

– Чего мне знать-то… Сидит на моем месте, я и говорю: уходи отсюда! Она что-то в ответ… Я и слышу: она какая-то, не того…

– Какая?

– Больная, вот. Хворая деваха… Я и сжалился: говорю, ладно, раз больная, то сиди под крышей… Но только вон там, на земле, а тряпки мои, не отдам!

– Жадная скотина, – процедил Джоакин.

– Не, не, не скотина! – замотал головой бродяга. – Чего ты так о ней? Она же не знала, что место мое. А как узнала, так сразу и пересела. Сидит такая несчастная, морда занавешена… я и говорю: на вот, хлебни.

– Хлебни?!

– Ага… ну, доброе сердце у меня, что уж… дал ей хлебнуть – отсюда вот, с бутыли…

Он выдернул пробку и хлебнул сам для иллюстрации слов.

– Воот, дал я ей, значит… А она только в рот – и тут же назад. Выплюнула, представь! Хорошее же пойло, на вот, понюхай! Хорошее, а она плюется! Я ей чуть не врезал за такое.

– Ударил?.. Ее?! – Джоакин непроизвольно ухватился за эфес.

– Да не ударил, пожалел… Хворая, жалко. Только замахнулся, чтобы знала… А она и ушла.

– Куда ушла?

– Туда вон… – бродяга неопределенно мотнул головой в сторону леска.

– Давно?

– Кто ж знает… – Джоакин бросился к выходу, а бродяга крикнул ему вслед: – Ты с ней лучше не того… больная она, слышишь?

В состоянии близком к отчаянию он вбежал в лес. Царила темень, за двадцать шагов не различишь деревьев. Как найти девушку?! Далеко ли она ушла? Было бы правильно прятаться невдалеке от лачуги, ведь она знала, что Джоакин вернется… Но могла и сглупить, уйти в самую чащу. Девушка все-таки, к тому же хворая, испуганная… Ему стало настолько жаль ее, что сжималось сердце.

– Миледи!.. – закричал Джоакин. – Миледи, отзовитесь! Я вернулся!..

Ответа не было, он бежал дальше в лес, петляя зигзагами, и кричал:

– Леди Аланис! Умоляю, отзовитесь!.. Слышите меня?

Потом спохватился, что орать во весь голос имя герцогини – не лучшая идея. И стал орать свое:

– Джоакин Ив Ханна! Я – Джоакин!

Услыхав его голос, она должна выйти. Ведь знает же, что ему можно доверять!

– Я – Джоакин Ив Ханна! Не прячьтесь от меня, миледи!

Но она все не отзывалась, и парень впадал в отчаяние. Стемнело уже настолько, что он то и дело спотыкался о корни. Чтобы видеть хоть немного, вышел на опушку, к реке, пошел вдоль нее. Возможно, и Аланис спряталась где-то здесь, у воды.

– Миледи! Миледи! Я – Джоакин!

Ему не хотелось даже думать о том, что будет, если он не найдет ее. И он не думал, просто шел и продолжал кричать. Позже, отойдя уже довольно далеко от лачуги, сообразил, что оставил там лошадей, и за ними придется вернуться. Что, если он найдет миледи без чувств? Тогда точно понадобится лошадь! Он повернул назад и бегом ринулся к мазанке… и вот тут увидел девушку. Возникла прямо на его пути, закутанная в плащ, сумрачная. Ее фигуру невозможно было спутать ни с кем.

– Миледи!..

От счастья Джоакин бросился к ней и едва не стиснул в объятиях. Она отшатнулся и процедила:

– В… вы!

Столько презрения вложилось в эти два звука, что Джоакин замер.

– Миледи?..

– Н… не было весь день. Я д… думала, вы привели Блэкмора. Г… где были?

Ее голос дрожал – от злости или страха. Джоакину вновь захотелось обнять ее и успокоить.

– Все хорошо, миледи, я с вами! Теперь вы в безопасности…

Он протянул руку, чтобы погладить ее по плечу.

– Не сметь! – шикнула Аланис. – Почему т… так долго?

– Возникли некоторые непредвиденные трудности. Но все успешно решено, и ваши приказания выполнены.

Рассказ о том, как нелегко было преодолеть все препятствия, он решил пока отложить. Вынул узелок с едой, протянул девушке.

– Вот, возьмите.

Она развязала, поднесла к лицу, чтобы разглядеть.

– Редька? Луковый хлеб?..

– Верно, миледи. Там еще сыр имеется.

– Ах, к… какое лакомство! В… вы меня осчастливили! А снадобье?

Он протянул сверток с порошком.

– Вот…

– Это еще что? – герцогиня брезгливо тронула порошок кончиком пальца, понюхала. – Сушеный помет?

– Нет, что вы!.. – твердо возразил Джоакин, хотя, строго говоря, и не был уверен. – Прекрасное и действенное снадобье. Нужно размешать с водой и смазать…

– Вы с… свихнулись? Я не стану мазать этой дрянью свое тело!

– Но знахарка сказала: обязательно нужно смазать, иначе рана загноится…

– З… знахарка?.. – слово слетело с языка миледи как-то криво, боком. – Какая еще з… знахарка?

– Ну… понимаете, в том селе не было лекаря, но люди сказали, что бабка-повитуха вполне благонадежна. Она все хвори пользует…

Леди Аланис швырнула ему сверток с порошком.

– Заберите эту мерзость. Знахарка вместо лекаря, куриный помет вместо с… снадобья, редька вместо еды! В… вы хоть что-то можете сделать, как следует?! Всем известно, что Южный Путь обделен умом. Но чтобы настолько! В… впервые вижу такого т… тупого наемника!